Моё хобби: ходить по улицам с грустным ебалом в наушниках и иногда промакивать глаза бумажным платочком.
А если серьёзно, то в последнее время я плакала чаще всего не из-за предательства, которое обрушили на нас власть предержащие, не из-за того, что брат на брата, не из-за того, что умирают люди по нашей (моей) коллективной вине, даже не из-за пылающей неопределённости будущего, -- больше всего я плакала из-за того, что Общество (мама, папа, г-н Надсмотрщик) ждёт от меня со-зна-тель-но-сти, рацио-наль-но-сти, от-вет-ствен-но-сти, ведь я же теперь не одна, я теперь не за саму себя лишь, но и за ребёнка, -- которого всё же ещё не существует в моём мире, хоть он и толкает меня под рёбра и лупит по мочевому пузырю, и не проходит ни минуты, чтобы я не думала о нём, -- А Я НЕ ЧУВСТВУЮ этой ответственности -- НЕ ЧУВСТВУЮ! -- не бушует она во мне, не торопит строгим, решительным голосом, -- я чувствую только самое себя (и вот ещё хук под ребро), и ни одна клеточка меня не стремится защитить ещё не-родившееся от ещё не-произошедшего, -- и вот из-за этого-то диссонанса между тем, что я якобы должна чувствовать и чувствую на самом деле, -- вот из-за него я реву пятый день кряду.
"Ты какая-то неправильная".
"Ты не настоящая мать".
"Безответственная".
"Думаешь только о себе".
Да.
Да.
Да.
Да и ещё раз да.
Я сегодня гуляла по району и сформулировала для себя наиболее внятным образом: между родами в бомбоубежище в Москве и родами в Princess Alexandra Hospital Я СОВЕРШЕННО ГЛАЗОМ НЕ МОРГНУВ -- with no second thoughts, как говорится, -- выбираю бомбоубежище. Да, в этом есть известная доля цветаевской бравады (хоть будет, о чём рассказать! -- если выживем), и я была бы не я, если бы выбрала второе.
И дело не только в том, что я заранее знаю, как мне будет плохо ТАМ. Знаю, что такое просыпаться в одиночестве -- да теперь ещё и рядом с непонятным комочком, который не знал, не видел, не понял нашей далёкой, прекрасной, проклятой, обречённой родины (о чём с тобой вообще разговаривать, дитя кураги и картофеля в мундире?). Знаю, как болит голова от влажного воздуха и хочется принять душ -- каждую чёртову минуту. Знаю, какая мысль долбит в кумпол беспрестанно: "Нужно перезагрузиться".
Не соображается. Нужно остановиться, нужно перезагрузиться.
Вот только перезагрузка происходит по одному сценарию: две штуки баксов (это в лучшие доковидные годы) и 24 часа лёту. И снова -- дышится, любится и ясно думается. В Москве.
Я точно не вывезу. Одна, без Антона, я никогда не вывезу Австралию. И ребёнка. А одновременно Австралию и ребёнка мы даже вместе вывезли бы со скрипом... И даже этот ребёнок, если родится не дома, -- будет каким-то чужим ребёнком. Не моим вовсе, не нашим, -- это самое лютое. Какой уж тут окситоцин, какая любовь, какое молоко! Я промотаю родительские накопления на детскую смесь и бухло; да, однозначно, в Австралии я забухаю.
Но есть ещё кое-что, кое-что важное, что мне очень сложно облачить в слова. Это касается глубокой привязанности к людям, которые вокруг меня живут, -- к тем, кто работает вместе со мной в Политехе, Яндексе (пусть мы не знакомы, но мы соприкасаемся); тем, кого я смотрю на Youtub'е; тем, чьи песни я слушаю и стихи читаю, -- но не только к ним -- ко всем другим, которых я вижу вокруг себя, но не знаю лично: и к тем, кто похмелялся одеколоном "Свежесть", и тем, кто вермут пил, и кто коньяк в аэропорту Шереметьево. И к тем даже из них, кто за Путина голосовал (мудилы грешные).
Они ведь действительно тут останутся. Перед ними мой выбор не стоял и не стоит. Я не к тому, что мне совестно было бы бросить их, -- я к тому, что я просто не хочу. Это мои люди. И мой сын тоже -- один из них. И муж. Мы тут все как-то выживали столько лет и всё перемололи -- революции, гражданскую, отечественную, развал страны, дефолты всякие.
Ну что мы, ядерную войну не переживём? Ну, не переживём -- значит судьба такая. Зато как герои.
И сын мой тоже -- как герой. И муж.
Да... Я, конечно, не настоящая мать.
I am so sorry.
А если серьёзно, то в последнее время я плакала чаще всего не из-за предательства, которое обрушили на нас власть предержащие, не из-за того, что брат на брата, не из-за того, что умирают люди по нашей (моей) коллективной вине, даже не из-за пылающей неопределённости будущего, -- больше всего я плакала из-за того, что Общество (мама, папа, г-н Надсмотрщик) ждёт от меня со-зна-тель-но-сти, рацио-наль-но-сти, от-вет-ствен-но-сти, ведь я же теперь не одна, я теперь не за саму себя лишь, но и за ребёнка, -- которого всё же ещё не существует в моём мире, хоть он и толкает меня под рёбра и лупит по мочевому пузырю, и не проходит ни минуты, чтобы я не думала о нём, -- А Я НЕ ЧУВСТВУЮ этой ответственности -- НЕ ЧУВСТВУЮ! -- не бушует она во мне, не торопит строгим, решительным голосом, -- я чувствую только самое себя (и вот ещё хук под ребро), и ни одна клеточка меня не стремится защитить ещё не-родившееся от ещё не-произошедшего, -- и вот из-за этого-то диссонанса между тем, что я якобы должна чувствовать и чувствую на самом деле, -- вот из-за него я реву пятый день кряду.
"Ты какая-то неправильная".
"Ты не настоящая мать".
"Безответственная".
"Думаешь только о себе".
Да.
Да.
Да.
Да и ещё раз да.
Я сегодня гуляла по району и сформулировала для себя наиболее внятным образом: между родами в бомбоубежище в Москве и родами в Princess Alexandra Hospital Я СОВЕРШЕННО ГЛАЗОМ НЕ МОРГНУВ -- with no second thoughts, как говорится, -- выбираю бомбоубежище. Да, в этом есть известная доля цветаевской бравады (хоть будет, о чём рассказать! -- если выживем), и я была бы не я, если бы выбрала второе.
И дело не только в том, что я заранее знаю, как мне будет плохо ТАМ. Знаю, что такое просыпаться в одиночестве -- да теперь ещё и рядом с непонятным комочком, который не знал, не видел, не понял нашей далёкой, прекрасной, проклятой, обречённой родины (о чём с тобой вообще разговаривать, дитя кураги и картофеля в мундире?). Знаю, как болит голова от влажного воздуха и хочется принять душ -- каждую чёртову минуту. Знаю, какая мысль долбит в кумпол беспрестанно: "Нужно перезагрузиться".
Не соображается. Нужно остановиться, нужно перезагрузиться.
Вот только перезагрузка происходит по одному сценарию: две штуки баксов (это в лучшие доковидные годы) и 24 часа лёту. И снова -- дышится, любится и ясно думается. В Москве.
Я точно не вывезу. Одна, без Антона, я никогда не вывезу Австралию. И ребёнка. А одновременно Австралию и ребёнка мы даже вместе вывезли бы со скрипом... И даже этот ребёнок, если родится не дома, -- будет каким-то чужим ребёнком. Не моим вовсе, не нашим, -- это самое лютое. Какой уж тут окситоцин, какая любовь, какое молоко! Я промотаю родительские накопления на детскую смесь и бухло; да, однозначно, в Австралии я забухаю.
Но есть ещё кое-что, кое-что важное, что мне очень сложно облачить в слова. Это касается глубокой привязанности к людям, которые вокруг меня живут, -- к тем, кто работает вместе со мной в Политехе, Яндексе (пусть мы не знакомы, но мы соприкасаемся); тем, кого я смотрю на Youtub'е; тем, чьи песни я слушаю и стихи читаю, -- но не только к ним -- ко всем другим, которых я вижу вокруг себя, но не знаю лично: и к тем, кто похмелялся одеколоном "Свежесть", и тем, кто вермут пил, и кто коньяк в аэропорту Шереметьево. И к тем даже из них, кто за Путина голосовал (мудилы грешные).
Они ведь действительно тут останутся. Перед ними мой выбор не стоял и не стоит. Я не к тому, что мне совестно было бы бросить их, -- я к тому, что я просто не хочу. Это мои люди. И мой сын тоже -- один из них. И муж. Мы тут все как-то выживали столько лет и всё перемололи -- революции, гражданскую, отечественную, развал страны, дефолты всякие.
Ну что мы, ядерную войну не переживём? Ну, не переживём -- значит судьба такая. Зато как герои.
И сын мой тоже -- как герой. И муж.
Да... Я, конечно, не настоящая мать.
I am so sorry.