Я разочарованный герой :D

Столько пошло политического и социального, что надо не на diary это всё писать.

Вчера неожиданно нашла, где проходит грань (не)допустимой лжи. Общество завирается тогда, когда продаёт мне какой-то низкокачественный ширпотреб под видом гениального или, по крайней мере, заслуживающего внимания предмета искусства. Если это происходит, становится ясно: что-то прогнило в королевстве, пора что-то менять.

Причём это относится одинаково как к советскому, как к традиционно американскому, так и к современному российскому и западному (не)искусству. К российскому, кстати, - в меньшей степени (хотя если посмотреть залпом пару выпусков Bad Comedian...).

Короче, можно ссать мне в уши сколько угодно, но Рубикон будет пройдет, когда пригретые кинокритики будут открыто хвалить провалившееся киноубожество, а безмозглые девочки в очочках восхищаться куском фанеры и визжать "ТЫ ПРОСТО НЕ ПОНИМАЕШЬ!".

О, я прекрасно понимаю!

---

Не слишком "скоропостижно";

...но развестись всё-таки удалось, без лишних слов и разъяснений (а всё-таки good timing делает своё дело). Я прямо фонтанирую благодарностью. Шла домой и любила всё: небо, солнце, лето, бульвар, Москву. А перед этим ждала на крылечке ЗАГСа и думала: "Хоть бы какую-нибудь собачку потискать; хоть бы какой-нибудь ребёнок задружился со мной." И тут же бабушка-божий-одуван меня нашла и немножко оттенила - своею безусловной невинностью, ни-в-чем-невиноватостью. Ну, потому что не зверь я никакой, не сучка эгоистичная, я такой же воин света и добра, ей-богу. Короче, дай бог всем здоровьица, всем спасибо, все были великолепны, долгие лета, хуё-моё.

---

Все подзаебали;

Ещё раз резюмирую. Меня пиздец как бесит (это я месяца полтора назад хотела написать, после той записи в жж Волкова), когда люди что-то там пиздят об "илитах". Да вертели мы на хую эти ваши "илиты", есть вещи гораздо менее осязаемые, и оттого - не менее значимые. Есть мировые процессы, которые влияют на элиты, но даже эти элиты слишком интегрированы в общество, чтобы влиять в обратную сторону - на мировые процессы. Конечно, можно позволить себе какой-то вброс, можно обеспечить лоббирование интересов, но никакая пропаганда не прорастёт на неподготовленной почве. Это я/мы - люди; и люди чувствуют, что имеют голос, имеют ПРАВО на голос, и потому их запрос первичен. Это раз.

А два - это то, что я не терплю, когда некоторые личности строят из себя ебаных провидцев (привет тому же Волкову и папе). Легко предсказать скоропостижный развод 19-летней дочери, например (эка невидаль), или даже раздел такой огромной и неоднородной страны, как Россия. Но, елки-палки, хватит преподносить свои прогнозы под соусом 99-процентной уверенности. Вы ничего не знаете, и никто ничего не знает, давайте это признаем уже! Да, можно проанализировать как раз ту "подготовленность почвы" к изменениям, но рост и влияние отдельных харизматиков (умных или не очень) предсказать нельзя, нельзя предсказать, кто эту почву возделает и что именно на ней прорастёт.

В своих рассуждениях я всё время упираюсь в отсутствие перспективы торжества правды (эка много родительных падежей). Я отрицаю, что мы живём в эпоху пост-правды: правда в том (не тавтология, а художественный приём), что мы ВСЕГДА жили в эпоху пост-правды. Потому что наша история - это конфликты интересов и правда победителя. Мне страстно хочется быть безжалостной сучкой и отстаивать свою правду всеми средствами во всех сферах жизни; к сожалению, я пока этого не умею и часто сливаюсь. Но, право, я тут действительно важными вещами занимаюсь, хоть со стороны и кажется, что просто новости смотрю под винишко.

---

Я однозначно перехожу на прозу;

"Я знаю лишь то, что осенью тянет с балкона,
Меня тянет - выпить, и вот ещё что сказать."

Эта весна была максимально рациональной, мне даже удавалось жить по режиму (Господи, прости!) и вычеркивать по шесть пунктов из списка дел. Лето, конечно, оказалось не в пример иррациональнее (каким и должно быть, ха). Волнует и терзает какое-то смутно-лирическое чувство, вроде новой любви или надежды на революцию, и дело тут вовсе не в Беларуси и протестах в Хабаровске. Это чувство - глубоко личное, я его прекрасно знаю по весне 2013-го или осени 16-го года. Нервы обещают оголиться и оголяются - даже по ничтожному поводу (смотри предыдущую запись). Страшно хочется писать красивые стихи, о чём бы ты думал? - о любви, о тебе! Как это страшно несовременно, наверное, писать о любви в 2020, но время рассудит, что актуально, а что - нет. В конце концов, в будущем всегда найдётся твой историк, твой документалист, - тот, кому будут интересны эти маленькие кухонные радости и трагедии, и записки из роддома, и даже (здесь необходимо зардеться) этот дневник. Как жаль, что не стихи, и как славно, - что не стихи. Стихи - всегда законченные, обрамлённые, и потому немного фальшивые. Гораздо честнее писать потоком (вот и ответ на предпоследнюю запись), писать-не-мочь-не-писать. Да, да, это тоже всё про любовь, про то, что пока кто-то где-то свергает лысеющих вождей, и борется на передовой с короной, и скандирует "Фургал!", и крушит памятники, - история делается здесь, в твоей квартире, а с балкона уже тянет осенью, моей любимой двадцать пятой осенью. Я будто заключаю сделку: сегодняшний день на точно такой же, году в 2040-м. Вот такое чувство, классное чувство. Держи меня за руку крепко, я люблю тебя.

---

Но спалось мне не очень;

Я же не какой-то там вандал и экстремист... Я историк и любопытствующий, иначе говоря, - последний человек, кто станет заниматься уничтожением артефактов.

Но ничто человеческое, как оказалось, нам не чуждо, вот это поворот.
Слава богу, у меня плохое воображение.

---

Золотое время;

До сих пор не определилась: пресные, недодуманные записи - стоит ли писать?

Хотела написать, как почему-то всю жизнь хотела быть похожа на папу, а оказалась - вылитой маман.

И мне это очень хорошо.

Ну, одним словом, времечко-то золотое.

Но вот как только начинаю писать на философские темы, хочется прописать себе леща: мол, негоже об этом думать, в двадцать пять-то лет.

А почему, собственно, и не думать?

Другие вот не думают, и что, они умные что ли?

Папа был героем и первопроходцем (но более всего - талантливым балаболом), и я тоже хотела быть, и всячески себя к этому принуждала.

А теперь вот нет. Я люблю своё вино и свои растения, и логические взаимосвязи, и аналитику, и слушать умных людей.

Не нужно быть собственным родителем. Потому что это не твой звёздный час.

Твой - другой. И он всегда впереди.

Слава богу, я до этого допёрла.

---

И всё же не могу не подытожить, устало и немного грустно:
"... как и весь этот дом, где никто никогда не спал,
где годами стояла искусственная весна,
где все было чужое - предметы, слова, следы;
как его странный адрес, который не скажешь вслух,
как его вездесущая пыль, впитавшаяся нам в кожу,
как его распутные сказки, химозные чудеса,
как его проспиртованный дух,
как его беспросветный дым -
захламленным, избыточным,
шумным и сложным
был когда-то я сам,
но давно уже стал
другим."

"Больше мы не порох и мёд, мама, мы - брусчатка, дерево и корица."

Я - брусчатка, дерево и корица. Я - лазурное небо июньским вечером, когда возвращаешься с работы домой, уставший и радостный. Я - морщинки под глазами, когда улыбаешься... и вот это вот всё.

Я... уже почти совершила грех пошлости этой записью, и потому просто заткнусь.

---

Нет, лучше было бы, если бы я писала по одной записи, по одной строчке, а так - мешанина.

Я правда люблю такую жизнь. Я писала два года назад: я живу в мире победившего коммунизма.
Так вот, я действительно в нём живу.

В замечательном взрослом мире, где люди рожают детей, продвигают науку и занимаются политикой.

Всё ещё можно попасть в "Клуб 27", но больше не хочется, слава богу.

---

В ночь на пятнадцатое июня;

Я люблю сны смотреть. Самые яркие, ключевые, тревожные, апокалиптические я запоминаю. И другие тоже запоминаю, особенно, если записываю.

Из старых снов я помню тот, где меня "забрали" из детдома. "Родители" ехали на переднем сидении машины, шутили ужасные шутки и смеялись громко и неестественно, как в ситкомах. Внешне они действительно были похожи на моих настоящих родителей, за которых себя выдавали. Я протестовала. Я знала, что они врут. Я сказала: "Вы не мои настоящие родители, у моих родителей есть чувство юмора, а у вас - нет" и укусила себя за руку. Проснулась - действительно с отметиной от зубов.

Ещё я помню яркий сон про цунами над Старой Рязанью, цунами, от которого я пытаюсь сбежать - тщетно - на валы, туда, где наверху на тонких прутиках трепещет под порывами штормового ветра "ловец снов" - дурацкий символ хипповской культуры, - как будто бы он мог меня спасти от того, ЧТО на меня надвигалось в ту осень.

Сегодня мне не снилось ничего примечательного. Снилась старая женщина (отчего-то - тощая; скелет в шкафу, скелет под одеялом), которая спала в нашей постели, головой в ногах. Затем она ушла, потому что "эксперимент не удался", но почему-то оставила некоторые свои вещи мне и забрала - некоторые мои. Было очень жалко, в частности, цветастого платья - сарафана, - вроде того, который надевала Нана в среду, - такой сарафан, который скрывает все (мнимые, о, только мнимые) недостатки и подчеркивает округлые красивости.

И я такая: "Зачем тебе моё платье, карга!"

Ну и всё.

---

Безэмоциональный дневник;

Это не та боль, которую я могу взять
Это не та боль, которую я в состоянии взять

Я бетономешалка, я просто бетономешалка

---

А я знаю;

Марина, кто изобрел глобус? Не знаете? Я тоже ничего не знаю — ни кто глобус, ни кто карты, ни кто часы. — Чему нас в школе учат??! — Благословляю того, кто изобрел глобус (наверное какой-нибудь старик с длинной белой бородой...) — за то, что я могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар — со всеми моими любимыми!

Оказывается, создатель Erdapfel, Мартин Бехайм, был гладко выбрит и умер молодым (в 47). Очень, очень жаль!

---

Помни,

Есть ещё котики, и вавилонская башня, и история Византии...

---

Другие берега;

Интересно, полюблю ли я когда-нибудь свой австралийский дом? Я уже раза три пыталась это сделать, и всякий раз - без толку. Здорово, что отремонтируют кухню (конечно, дело не в ней - но и в ней тоже!), здорово, если я буду жить там не с родителями и не одна. Больше всего на сегодняшний день меня пугает этот туалет: вроде и сделан "под ключ" для меня, но какой-то он картонный и совсем не звукоизолированный. Я думала, что с ремонтом, который делается на твоих глазах, всегда так (как с едой, которую сам готовишь): если видел все этапы процесса, результат кажется ненастоящим - a doll's house, что ли. Но вот кухня же наша (здесь, в Москве) - ничего, стоит - вполне себе капитальная и непреложная.

Раньше в том доме жил врач и там же принимал пациентов. Не знаю, правда ли, но вроде как на заднем дворе нашли ванночку, которая раньше стояла в кабинете, - туда, по живописным рассказам моего папы, скидывались жертвы абортов. Брехня, конечно, но картина завораживающая; и как нельзя лучше описывает мое собственное ощущение от этого дома: вроде, всё так, но в каждом углу под потолком - роятся призраки.

Я люблю Австралию такой, какой она предстала для меня весной 2009-го. Меня бурно и горячо проводили одноклассники в Loganlea, с кем-то мы попрощались на платформе, к кем-то - в поезде, который в обычный выходной день вёз толпы bogans на городской пляж в South Bank'e, а меня в тот день - в новую, прости господи, жизнь. Так и получилось. Это была совершенно новая глава, в которую я, конечно, привезла свою социофобию, но, помимо неё, - какую-то неискоренимую уверенность в том, что всё будет хорошо. Ту самую уверенность, которую я пронесла через все - без преувеличения - годы, и которую трепетно лелею до сих пор.

Я вышла из поезда на закате. Солнце ебашило мне прямо в лицо, на мне была ненавистная (но, как я осознаю теперь, довольно стильная) зелёная форма, и было жарко взбираться по брисбанским холмам - то вверх, то вниз - спускаться по склону. Я слушала "Я еду домой" группы Сны; страшно подумать, какого качества композиции сформировали меня как личность; и я правда чувствовала, что иду домой. Мимо забора новой школы, над которым мы будем смеяться с родителями ещё много лет, мимо стареньких, но уютных домов, обвитых плющом, мимо ливанской забегаловки, из которой всегда изумительно пахло, мимо домика (потом я узнала, что в нём жила бабушка моей одноклассницы), к забору которого был всегда прислонен велосипед с какой-то особенно элегантной рамой, и в sunny afternoons эта рама блестела на солнце так, что её хотелось фотографировать.

Поворот налево, направо, и потом - последний рывок. На Mitchell street дорога идёт резко вверх (это удачное расположение на самом холме впоследствии спасёт нас от потопа 2011-го), и в самом её конце - наш дом на четыре или пять "квартир" с отдельным входом и гаражом у каждого. На заднем дворе стояли мусорные баки и всё время паслись гадкие индюки, цель жизни которых - перекапывать землю, формируя холмики из грунта, веток и декоративной отсыпки. В дикой природе они вроде как откладывают яйца в этих кучках; но West End'овские индюки были чайлд-фри, и копали и перекапывали свои кучки на back yard'e исключительно ради собственного удовольствия; и, конечно, чтобы насолить моей маме, которая пыталась там что-то сажать.

Из окон моей комнаты на втором этаже было немного видно реку и противоположный берег (районы Milton, Auchenflower, Toowong). Было слышно, как где-то трогаются и гудят, удаляясь, поезда. Видит бог, я любила эту комнату и налаживала свой быт в ней, как могла: я купила гитару, расписала икеевскую люстру, повесила над столом цветастую веревочку с полупрозрачными кольцами, которую мне подарила Аня из художки; магнитами на перекладину над столом прикрепила какие-то фотки, открытки, вырезки из журналов... Там я научилась жить не по-родительски и не по-англо-саксонски: просто развлекаться в пустоте, ценить эти милые мелочи, единственное предназначение которых - развеивать тоску.

И у меня получалось, как получается сейчас.

Так, отринув все практические доводы, я могу с уверенностью сказать: я не хочу жить в доме моих родителей. Мне представляется, что единственная возможность для меня хоть как-то полюбить Австралию - это найти место, где я буду чувствовать себя так же, как чувствовала себя в том доме в West End'е. Было ли в нем действительно что-то особенное? Конечно: это относительно небольшие габариты (я, русская с врождённым синдромом маленького человека, выросшая в затрапезных многоэтажках, не люблю большие дома; не знаю, что с ними делать), уединенность (мало кто захаживал в наш переулок, и даже соседи не палили, когда ты проверял почтовый ящик), умопомрачительный вид из окна и, конечно, сам район - патлатые мальчики, бабушки в цветастых балахонах, девочки-хипповочки, всё, как я люблю.

Но я также знаю, что дом - не стены, дом - люди. И (как там?): Тоска по родине? - Да, но... её глушить умеют лютни. Мне абсолютно всё равно, где быть с тобою абсолютно.

---

Должна признать, что

дома мне живётся очень хорошо. Нечего даже и лицемерить.

---

Пардоньте, что

Вторая запись подряд на эту тему, нооо... Разве не прекрасно, что я сейчас не в Австралии, предположим, с младенцем на руках или, прости Господи, под сердцем, безработным мужем, который клянчит деньги на траву, потому что уже завёл нужные знакомства и "а что ещё делать на карантине" (разумеется, расслабиться ещё на пару лет, милый); я, возвращающая людям их deposits за отмененные свадьбы и отчаянно пытающаяся устроиться в DaDa, потому только сейчас блестящая мысль работать из дома и не по специальности меня посетила. Нахуй! Такое! Дерьмо! Нет, конечно, есть социальные выплаты (привет либералам: мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО их тратим на наркотики и детскую смесь), есть родители, которые всегда помогут и посоветуют, и всё пойдёт как по накатанной. Как. По. Накатанной. Нет, правда: нахуй такое дерьмо, нахуй так жить.

Это не просто запись - это мой триумф - триумф воли и интуиции.

С каждым днём всё радостнее жить, чо.

---

Не выёбывайся, Мари;

Я - д'Артаньян.

---

Изменилось (почему-то) многое;

Два месяца прошло с последний записи - что, спрашивается, изменилось?

Очень, очень красивый дневник - я люблю себя перечитывать, да! Я его даже, наверное, скоро открою - жаль только, кто прочтет?
Мы однозначно стоим на пороге какого-то прорыва, открытия, новых захватывающих дух перемен, - вот только каких?

Бабушка совсем плоха. Я - прошла через разные стадии, и решила - я буду отвратительной старушкой. Мои дети будут мне читать книги, я буду засыпать через слово, потом просыпаться через два часа и ворчать: почему ты мне не читаешь? Я ведь слушала! Мне будут давать планшет и включать ютуб (давно уже морально устаревший - в то время будет какой-то другой популярный видео-сервис, но я, конечно, останусь верна классике), чтобы я смотрела лекции - по истории, биологии, философии, топ-20 открытий в лингвистике в 2085 году, и всё такое прочее. Я, конечно, ничего понимать не буду, и дети на кухне будут надо мной посмеиваться - даже нет, смеяться, - потому что я всё равно глухая и не услышу. Буду требовать вина и сыра с плесенью, который буду рассасывать, и ещё винограда - его буду жевать с трудом и выплёвывать кожицу. И самое главное: буду просить, чтобы мне чистили зубы. Чистите мне зубы, сволочи!

В общем, я буду много-много хотеть и много-много требовать, чтобы ни дай бог, ни дай бог, ни дай бог никому сидеть у моей постели и слушать, как я ворочаюсь и вздыхаю, и не хочу ничего, только - умереть поскорее. Хорошо бы, конечно, и вовсе не болеть, но - рассчитывать на благосклонность судьбы не приходится, да?

Не знаю, буду ли думать о маме или папе. Не так много они рассказывали, и я не знаю, в какой мир они попадут, в какой мир хотели бы попасть, если бы могли отвергнуть всё рациональное - на какую загробную жизнь рассчитывали бы? Я же - попаду в какой-нибудь високосный 2000-й год, наверное, и сосны будут гнуться от ветра, и ноги утопать в песке, и ты тоже там будешь.

---
В общем, неведомо как, но что-то изменилось. История всё четче выстраивается перед глазами (Византию уже разграбили крестоносцы), и будущее тоже - проясняется.

И всё это на фоне пандемии и падения рубля, давайте не будем забывать.

---

Так и скажу врачам;

Должна сказать, в моём рационе стало много Ляписа и Ундервуда.
Вот это я понимаю, здоровые жиры, долгие углеводы.
Моё тело - храм!

---

всё будет хорошо, лишь бы не было войны.

---

Ещё немного щенячьего снобизма;

После четырнадцати лет (?) процесс познания нового - в смысле глобальном, а не утилитарном - ощущается как заглядывание в комнаты дома, в котором когда-то жил (вот ведь платоновское припоминание). То есть, заглядываешь в надежде найти что-то, и - нет, ничего нового не находишь, ты всё это уже знал, максимум: заприметишь новую деталь, которая дополнит общую картину. Ещё эту учёбу можно сравнить с ходьбой на месте: она держит в тонусе мышцы, но никуда тебя не приводит... и только окружающие безвозвратно тупеют, увы.

Уровень пафоса записи: 15-летний непризнанный гений.

---

eto ya жду свою нобелевку по литературе;

Филологов надо гнать взашей из государства. Своим общением с древними культурами и языками они максимально отдаляются от народа и перестают чувствовать берега. Если прочие ученые в конечном итоге трудятся над созданием нового, лучшего общества, эти - радеют лишь за поддержание иллюзии собственной важности. Что есть народ, в массе своей незнакомый с трудами Платона, Сократа и Аристотеля? Варвары, конечно, и мудозвоны. Что есть язык, лишенный логичной стройности латинского языка и непричесанной мелодики греческого? Смердящая клоака!

Глупость, конечно, ибо воистину русский язык вобрал в себя очарование обоих языков.

Но от социальных отношений отвернуться невозможно. Читая всех этих древних чудиков, волей-неволей становишься с ними в один ряд, начинаешь разделять их взгляды и чаяния. Что мне до того, что отец мой родился в дремучих Советах, на окраине Новосибирска, в бараке у тюрьмы? С мнением человека, рождённым сегодня в том же бараке, я уже не считаюсь; моё новоизобретённое родство с древними авторами диктует мне идеологию элитаризма, от которой до неприкрытого фашизма - рукой подать.

А между тем, мы живём в обществе освобождённых рабов, пусть вновь закабалённых работами и ипотеками, но всё же таких, с мнением которых нужно считаться.

Как я скучаю по электричкам, как хочу вновь взглянуть в лицо моего народа, в его ничем не замутнённые глаза.

---

Мы с тобой, Павел, ещё не закончили!

Ἐὰν ταῖς γλώσσαις τῶν ἀνθρώπων λαλῶ καὶ τῶν ἀγγέλων, ἀγάπην δὲ μὴ ἔχω, γέγονα χαλκὸς ἠχῶν ἢ κύμβαλον ἀλαλάζον. καὶ ἐὰν ἔχω προφητείαν καὶ εἰδῶ τὰ μυστήρια πάντα καὶ πᾶσαν τὴν γνῶσιν, καὶ ἐὰν ἔχω πᾶσαν τὴν πίστιν ὥστε ὄρη μεθιστάναι, ἀγάπην δὲ μὴ ἔχω, οὐθέν εἰμι. καὶ ἐὰν ψωμίσω πάντα τὰ ὑπάρχοντά μου, καὶ ἐὰν παραδῶ τὸ σῶμά μου, ἵνα [καυχήσωμαι],a ἀγάπην δὲ μὴ ἔχω, οὐδὲν ὠφελοῦμαι.

Ἡ ἀγάπη μακροθυμεῖ, χρηστεύεται ἡ ἀγάπη, οὐ ζηλοῖ, ἡ ἀγάπη οὐ περπερεύεται, οὐ φυσιοῦται, οὐκ ἀσχημονεῖ, οὐ ζητεῖ τὰ ἑαυτῆς, οὐ παροξύνεται, οὐ λογίζεται τὸ κακόν, οὐ χαίρει ἐπὶ τῇ ἀδικίᾳ, συνχαίρει δὲ τῇ ἀληθείᾳ· πάντα στέγει, πάντα πιστεύει, πάντα ἐλπίζει, πάντα ὑπομένει.

Ἡ ἀγάπη οὐδέποτε πίπτει· εἴτε δὲ προφητεῖαι, καταργηθήσονται· εἴτε γλῶσσαι, παύσονται· εἴτε γνῶσις, καταργηθήσεται. ἐκ μέρους γὰρ γινώσκομεν καὶ ἐκ μέρους προφητεύομεν· ὅταν δὲ ἔλθῃ τὸ τέλειον, τὸ ἐκ μέρους καταργηθήσεται.

Ὅτε ἤμην νήπιος, ἐλάλουν ὡς νήπιος, ἐφρόνουν ὡς νήπιος, ἐλογιζόμην ὡς νήπιος· ὅτε γέγονα ἀνήρ, κατήργηκα τὰ τοῦ νηπίου. βλέπομεν γὰρ ἄρτι δι’ ἐσόπτρου ἐν αἰνίγματι, τότε δὲ πρόσωπον πρὸς πρόσωπον· ἄρτι γινώσκω ἐκ μέρους, τότε δὲ ἐπιγνώσομαι καθὼς καὶ ἐπεγνώσθην.

Νυνὶ δὲ μένει πίστις, ἐλπίς, ἀγάπη, τὰ τρία ταῦτα· μείζων δὲ τούτων ἡ ἀγάπη.